Давуд узнаёт о смерти Шаула

После смерти Шаула Давуд вернулся, победив амаликитян. Он пробыл в Циклаге два дня. На третий день из лагеря Шаула пришёл человек в разорванной одежде, а вся его голова была в пыли. Придя к Давуду, он поклонился ему, пав лицом на землю.

– Откуда ты пришёл? – спросил его Давуд.

– Я спасся из стана исраильтян, – ответил он.

– Что случилось? – спросил Давуд. – Расскажи мне.

Человек сказал:

– Народ бежал с поля боя. Многие пали. И Шаул, и его сын Ионафан мертвы.

Давуд сказал юноше, который принёс ему это известие:

– Откуда ты знаешь, что Шаул и его сын Ионафан мертвы?

– Я случайно оказался на горе Гильбоа, – сказал юноша, – и там был Шаул, который опирался на своё копьё, а колесницы и всадники приближались к нему. Обернувшись назад и увидев меня, он позвал меня, и я сказал: «Что мне сделать?» Он спросил меня: «Кто ты?» – «Амаликитянин», – ответил я. Тогда он сказал мне: «Подойди и убей меня! У меня агония, но я ещё жив». Я подошёл и убил его, потому что знал, что после своего поражения он не сможет жить. Я взял венец, который был у него на голове, и браслет с его руки и принёс их сюда, к моему господину.

Тогда Давуд и все, кто был с ним, разорвали на себе одежду. Они рыдали, плакали и постились до вечера о Шауле, о его сыне Ионафане, о войске Вечного и об Исраиле, потому что все они пали от меча. Давуд сказал юноше, который принёс ему известие:

– Откуда ты?

– Я сын чужеземца, амаликитянина, – ответил он.

Давуд сказал ему:

– Как же ты не побоялся поднять руку на помазанника Вечного?

Давуд позвал одного из своих людей и сказал ему:

– Подойди и убей его!

И тот убил его. А Давуд сказал, повернувшись к амаликитянину:

– Твоя кровь на твоей голове. Ты сам свидетельствовал против себя, когда сказал: «Я убил помазанника Вечного».

Плач Давуда о Шауле и Ионафане

Давуд оплакивал Шаула и его сына Ионафана этой горестной песней и приказал научить жителей Иудеи этой «Песне лука» (она записана в «Книге Праведного»):

«Слава твоя, о Исраил, сражена на твоих высотах.

Как пали могучие!

Не объявляйте об этом в Гате,

не разглашайте на улицах Ашкелона,

чтобы не радовались дочери филистимлян,

чтобы не ликовали дочери необрезанных.

О горы Гильбоа,

пусть не будет вам ни росы, ни дождя,

ни щедрых полей.

Ведь там осквернён был щит могучих,

щит Шаула – не натираемый больше маслом.

Без крови сражённых,

без плоти могучих

лук Ионафана не возвращался назад,

меч Шаула не возвращался даром.

Шаул и Ионафан –

столь любимы и чтимы при жизни,

и в смерти не разлучились.

Были они быстрее орлов,

львов сильнее.

О дочери Исраила,

оплакивайте Шаула,

который одевал вас в роскошные алые наряды,

который украшал ваши платья золотым убранством.

Как пали могучие в бою!

Ионафан сражён на высотах твоих, Исраил.

Я скорблю по тебе, Ионафан, мой брат,

ты был мне очень дорог.

Твоя любовь была для меня прекрасна,

прекраснее любви женщин.

Как пали могучие!

Погибло оружие брани!»