Посылайте ягнят в дань

правителям Иудеи,

из Селы через пустыню

на гору Сион.

Как бьющая крыльями птица,

выброшенная из гнезда, –

женщины-моавитянки

у бродов Арнона.

– Дай нам совет,

прими решение.

Пусть твоя тень среди полудня,

как ночь, нас укроет.

Спрячь изгнанников,

не выдавай скитальцев.

Дай моавским изгнанникам остаться у тебя,

стань им убежищем от губителя.

Когда притеснителю придёт конец,

прекратится опустошение

и в стране сгинут расхитители,

тогда верностью утвердится престол,

и воссядет на него в истине правитель –

правитель из дома Давуда, –

ищущий справедливость,

спешащий творить праведность.

Слышали мы о гордости Моава,

о его непомерной гордости и тщеславии,

о его гордости и наглости,

но пуста его похвальба.

Поэтому плачут моавитяне,

все вместе оплакивают Моав.

Плачьте, сражённые горем,

вспоминая прекрасные лепёшки с изюмом из Кир-Харесета.

Засохли поля Хешбона

и виноградные лозы Сивмы.

Вожди народов растоптали лучшие лозы,

что некогда тянулись до Иазера,

простирались к пустыне.

Побеги их расширялись

и достигали Мёртвого моря.

И я плачу, как плачет Иазер,

о лозах Сивмы.

О, Хешбон и Элеале,

орошу вас слезами!

Над твоими созревшими плодами,

над твоим поспевшим зерном

стихли крики радости.

Веселье и радость ушли из садов,

никто не поёт, не шумит в виноградниках

и в давильнях не топчет вино,

и радости шумной положен конец.

Плачет сердце моё о Моаве, как арфа,

и душа – о Кир-Харесете.

Если Моав явится

и станет изводить себя в капище,

если он придёт в своё святилище молиться,

то не будет от этого прока.

Таково слово, которое Вечный сказал о Моаве в прошлом. Но теперь Вечный говорит:

– Ровно через три года, как если бы батрак отсчитывал дни до конца срока своей работы, слава Моава и всё множество его народа погибнут, а уцелевшие будут малочисленны и слабы.