Руфь встречается с Боазом

У Наоми был родственник со стороны мужа из того же клана, что и Эли-Малик, богатый и влиятельный человек по имени Боаз.

И моавитянка Руфь сказала Наоми:

– Отпусти меня в поля подбирать оставшееся зерно за кем-нибудь, кто будет добр ко мне.

Наоми сказала ей:

– Иди, моя дочь.

Она вышла и начала подбирать в полях за жнецами. И случилось так, что она пришла на ту часть поля, которая принадлежала Боазу из клана Эли-Малика.

Как раз тогда из Вифлеема пришёл Боаз и приветствовал жнецов:

– Пусть будет с вами Вечный!

– Благослови тебя Вечный! – откликнулись они.

Боаз спросил старосту своих жнецов:

– Чья та молодая женщина?

Староста ответил:

– Это та моавитянка, что вернулась с Наоми из Моава. Она сказала: «Пожалуйста, позволь мне подбирать колосья следом за жнецами». Она пришла на поле и работает с самого утра до этого времени, если не считать небольшого отдыха под навесом.

И Боаз сказал Руфи:

– Послушай, дочь моя. Не ходи подбирать на другое поле и не удаляйся отсюда. Оставайся здесь с моими служанками. Смотри, на каком поле жнут мои слуги, и держись вместе с моими служанками. Я велел своим слугам не трогать тебя. И всякий раз, когда ты захочешь пить, иди и пей из кувшинов, которые наполняют мои слуги.

Она поклонилась, пав лицом до земли, и воскликнула:

– За что ты так добр ко мне, почему ты проявляешь такую заботу о чужестранке?

Боаз ответил:

– Мне рассказали обо всём, что ты сделала для своей свекрови после смерти твоего мужа: как ты оставила отца и мать и свою родину и пришла жить к народу, которого прежде не знала. Пусть Вечный воздаст тебе за то, что ты сделала. Да получишь ты богатую награду от Вечного, Бога Исраила, к Которому ты пришла, чтобы найти прибежище под Его крыльями.

– Да найду я милость в твоих глазах, мой господин, – сказала она. – Ты утешил меня и говорил с твоей рабыней по-доброму, несмотря на то что я не стою ни одной из твоих служанок.

Во время обеда Боаз сказал ей:

– Подойди сюда. Возьми лепёшку и обмакивай её в кислое вино.

Когда она села рядом со жнецами, он предложил ей жареного зерна. Она съела столько, сколько хотела, и ещё осталось. Когда она встала, чтобы подбирать дальше, Боаз приказал своим слугам:

– Даже если она будет собирать среди снопов, не обижайте её. Наоборот, отбрасывайте для неё колосья из вязанок и оставляйте ей подбирать и не попрекайте её.

И так Руфь подбирала на поле до вечера. Когда она вымолотила ячмень, который собрала, получилось примерно шестнадцать килограммов. Она принесла его в город, и её свекровь увидела, как много она собрала. Ещё Руфь вытащила и дала ей то, что осталось у неё после обеда.

Свекровь спросила её:

– Где ты собирала сегодня? Где ты работала? Пусть будет благословен тот человек, который позаботился о тебе!

И Руфь рассказала своей свекрови, у кого она работала.

– Человека, у которого я сегодня работала, зовут Боаз, – сказала она.

– Благослови его Вечный! – сказала Наоми своей снохе. – Он не оставил без милости ни живых, ни умерших.

Она прибавила:

– Этот человек с нами в близком родстве и, согласно Таурату, несёт ответственность за нас.

И Руфь моавитянка сказала:

– Он даже сказал мне: «Оставайся с моими работниками до тех пор, пока они не закончат убирать всё моё зерно».

Наоми сказала своей снохе Руфи:

– Это хорошо, моя дочь, что ты будешь ходить с его служанками, потому что на чьём-нибудь другом поле тебя могли бы обидеть.

И Руфь держалась со служанками Боаза и подбирала колосья, пока не кончилась жатва ячменя и пшеницы. А жила она у своей свекрови.