Когда же мы, расставшись с ними, отплыли, то прямым путем пришли в Кос, на другой день – в Родос и оттуда – в Патару, и, найдя корабль, идущий в Финикию, взошли на него, и отплыли. Быв в виду Кипра и оставив его слева, мы плыли в Сирию и пристали в Тире, ибо тут надлежало выгрузить груз с корабля. И, найдя учеников, пробыли там семь дней. Они, по внушению Духа, говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим. Проведя эти дни, мы вышли и пошли, и нас провожали все с женами и детьми даже за город; а на берегу, преклонив колени, помолились. И, простившись друг с другом, мы взошли на корабль, а они возвратились домой. Мы же, совершив плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду, где, приветствовав братьев, пробыли у них один день. А на другой день Павел и мы, бывшие с ним, выйдя, пришли в Кесарию и, войдя в дом Филиппа, благовестника, одного из семи диаконов, остались у него. У него были четыре дочери, девицы, пророчествующие. Между тем как мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк по имени Агав, и, войдя к нам, взял пояс Павла, и, связав себе руки и ноги, сказал: «Так говорит Дух Святой: „Мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме иудеи и предадут в руки язычников“». Когда же мы услышали это, то и мы, и тамошние просили, чтобы он не ходил в Иерусалим. Но Павел в ответ сказал: «Что вы делаете? Что плачете и сокрушаете сердце мое? Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса». Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказав: «Да будет воля Господня!» После этих дней, приготовившись, пошли мы в Иерусалим. С нами шли и некоторые ученики из Кесарии, провожая нас к некоему Мнасону киприоту, давнему ученику, у которого можно было бы нам жить. По прибытии нашем в Иерусалим братья радушно приняли нас. На другой день Павел пришел с нами к Иакову; пришли и все пресвитеры. Приветствовав их, Павел рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его. Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. Итак, что же? Верно, соберется народ, ибо услышат, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон. А об уверовавших язычниках мы писали, положив, чтобы они ничего такого не соблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда». Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, на следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение. Когда же семь дней подошли к концу, асийские иудеи, увидев его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, крича: «Мужи израильские, помогите! Этот человек всех повсюду учит против народа, и закона, и места этого; притом и эллинов ввел в храм и осквернил святое место это». Ибо перед тем они видели с ним в городе Трофима ефесянина и думали, что Павел его ввел в храм. Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа; и, схватив Павла, повлекли его из храма, и тотчас заперты были двери. Когда же они пытались убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился. Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидев тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла. Тогда тысяченачальник, приблизившись, взял его, и велел сковать двумя цепями, и спрашивал, кто он и что сделал. В народе одни кричали одно, а другие – другое. Он же, так как не мог из-за смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало за ними и кричало: «Смерть ему!» При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: «Можно ли мне сказать тебе нечто?» А тот сказал: «Ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот египтянин, который перед этими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек, разбойников?» Павел же сказал: «Я иудей, тарсянин, гражданин небезызвестного киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу». Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукой народу; и, когда сделалось глубокое молчание, начал говорить на еврейском языке так: