Устремив взор на синедрион, Павел сказал: мужи братья, я по всей доброй совести прожил жизнь мою пред Богом до сего дня. Но первосвященник Анания приказал стоящим при нем бить его по устам. Тогда Павел ему сказал: бить тебя будет Бог, стена побелённая! И сидишь-то ты, чтобы судить меня по Закону, и преступая Закон, велишь меня бить! Стоящие же сказали: первосвященника Божия поносишь? И сказал Павел: я не знал, братья, что он первосвященник. Ибо написано: «о начальствующем в народе твоем не говори худо».

Но учтя, что одна часть принадлежит к саддукеям, а другая к фарисеям, Павел начал громко говорить в синедрионе: мужи братья, я фарисей, сын фарисейский; судят меня за надежду и за воскресение мертвых. Когда он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание раскололось. Ибо саддукеи говорят, что нет ни воскресения, ни ангела, ни духа; фарисеи же признают всё это. Поднялся большой крик и, встав, некоторые из книжников фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке. А что, если дух сказал ему, или ангел? Но так как распря усиливалась, то трибун, опасаясь, как бы они не растерзали Павла, приказал наряду воинов придти, взять его силой из их среды и вести в казарму.

А следующей ночью Господь, представ ему, сказал: мужайся; ибо как ты был свидетелем Моим в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме.

С наступлением дня, Иудеи сговорились между собой и связали себя заклятием не есть и не пить, доколе не убьют Павла. Было более сорока, составивших этот заговор. Они, явившись к первосвященникам и старейшинам, сказали: мы заклятием закляли себя ничего не вкушать, доколе не убьем Павла. Итак, теперь же вы с синедрионом дайте знать трибуну, чтобы он привел его к вам, якобы для более точного рассмотрения его дела; а мы, прежде чем он приблизится, готовы убить его. Услышав же об этой западне, сын сестры Павловой пришел и, войдя в казарму, сообщил Павлу. Призвав одного из сотников, Павел сказал: отведи этого юношу к трибуну, потому что он имеет нечто сказать ему. Тот, взяв его, привел к трибуну и говорит: узник Павел, призвав меня, попросил привести к тебе этого юношу, который имеет нечто сказать тебе. Трибун, взяв его за руку и отведя в сторону, спрашивал: что такое имеешь ты сообщить мне? Он сказал: Иудеи согласились просить тебя, чтобы завтра ты привел Павла в синедрион, якобы для более точного расследования о нем. Ты же не дай им убедить тебя: ибо его подстерегают более сорока человек из них, которые связали себя заклятием не есть и не пить, доколе не убьют его; и они теперь готовы, ожидая твоего распоряжения. Тогда трибун отпустил юношу, приказав никому не выдать, что «ты меня поставил об этом в известность».

И призвав двух сотников, сказал: приготовьте двести воинов, чтобы шли в Кесарию, и семьдесят конных и двести стрелков, с третьего часа ночи; и вьючных животных дать, чтобы, посадив Павла верхом, благополучно доставить к правителю Феликсу. И написал письмо такого содержания: «Клавдий Лисий Превосходнейшему Правителю Феликсу, — радоваться! Этого человека схватили Иудеи и собирались убить. Придя с нарядом воинов, я его выручил, получив сведения, что он Римский гражданин. И желая точно узнать то обвинение, которое они выставляют против него, я привел его в их синедрион, и нашел, что относится оно к спорным вопросам их закона, но что он не обвиняется ни в каком преступлении достойном смерти или уз. Между тем, будучи осведомлен о готовящемся на этого человека покушении, я тотчас же послал его к тебе, приказав и обвинителям говорить против него перед тобой. Будь здоров».

Итак, воины, по данному им приказанию, взяв Павла, повели его ночью в Антипатриду. А на другой день, предоставив конным идти с ним, возвратились в казарму. Те, прибыв в Кесарию и вручив письмо правителю, представили ему и Павла. Прочитав же и спросив, из какой он провинции, и узнав, что из Киликии, правитель сказал: я выслушаю тебя, когда явятся и твои обвинители, повелев ему быть под стражей в Иродовой претории.